О сиротстве без «дешевой» жалости

Мы нередко руководствуемся чувством жалости там, где нужен расчет и трезвая оценка собственных сил — чтобы потом не остановиться на полдороги и не повернуть назад. Мы хотим изменить нашу жизнь к лучшему, но при этом часто не ценим то, что уже имеем. Мы часто обещаем себе и другим то, что никогда не сможем выполнить, потому что немногие из нас действительно готовы потратить часть своих сил, времени и сердечного тепла, чтобы помочь тому, кто оказался в беде. Особенно, когда речь заходит о детях, оставшихся без родителей (своих бы накормить, одеть, да еще и успеть приласкать). А их в Украине становится больше с каждым годом: десять лет назад, по официальным данным, — более 80 тысяч, а на 1 июня 2007 года — уже свыше 103.

 

«Не учите меня жить! Лучше помогите материально», — говорил Остап Бендер. Одним из пунктов предвыборных программ партий-лидеров было обещание повысить сумму выплат при рождении ребенка. Так, Партия регионов предлагала выплачивать на первого ребенка 11700 грн., на второго — 25 тыс. грн., на третьего и каждого следующего — по 50 тысяч. БЮТ, соответственно, — 8500, 15 и 25 тыс. грн. Оставим в стороне реальные финансовые возможности государства, но в ответ в разных изданиях поднялась очередная волна публикаций, авторы которых утверждали, что ныне выплачиваемые 8500 гривен и так уже поспособствовали увеличению количества сирот в Украине. Виктория Величко, председатель Всеукраинской общественной организации «Общество равных возможностей», в своей статье «Защитите детей!» говорит, что за несколько лет эта цифра, благодаря выплатам, увеличилась втрое. Автор также считает, что активно пропагандируемое государством в последние годы развитие приемных семей и ДДСТ (детских домов семейного типа) сопровождается многочисленными злоупотреблениями со стороны приемных родителей и родителей-воспитателей, когда детей берут в семью ради денег. Между тем финансовая поддержка этого процесса уводит в сторону от приоритетной формы устройства детей в семью — национального усыновления.

 

Действительно ли государст­венные выплаты при рождении ребенка в какой-то мере привели к увеличению количества детей-сирот, спровоцировав женщин рожать ради денег? Какие формы устройства детей, оставшихся без родителей, являются в Украине приоритетными; что делают и что должны делать государство, СМИ и рядовые граждане для решения «сиротских» проблем»?

 

Проблемные вопросы политики в сфере защиты украинских детей-сирот обсуждали на круглом столе в редакции «ЗН» Валентина Глущенко, первый заместитель директора Госдепартамента по усыновлению и защите прав ребенка; Юлия Скрыпникова, начальник отдела опеки (попечительства), развития приемных семей и ДДСТ; Людмила Волынец, сопредседатель Всеукраинской общественной организации «Служба защиты детей»; Валентина Березина, начальник отдела усыновления, опеки и попечительства службы по делам детей г.Киева; Николай Куле­ба, начальник службы по делам детей при Киевской горгосадминистрации; Артур Горин, директор Го­сударственной социальной службы для семьи, детей и молодежи при Министерстве по делам семьи, молодежи и спорта и Евгения Ткачен­ко, генеральный директор телекомпании «Магнолия-ТВ».

 

К сожалению, Виктория Величко, несмотря на двухнедельные телефонные переговоры на этот счет, не посчитала нужным принять участие в нашем круглом столе. Рискнем предположить, что просто не ощущает себя достаточно компетентной, чтобы изложить свою позицию лицом к лицу с оппонентами.

 

Профилактика сиротства

 

«ЗН» — Действительно ли пресловутые 8500 гривен, призванные стимулировать рост рождаемости в стране, увеличивают количество социальных сирот?

Валентина Глущенко — Я бы не стала говорить, что государственная помощь, выдаваемая при рождении ребенка, в какой-то мере послужила провокацией для асоциальных женщин, чтобы рожать детей и, получив деньги, оставлять их на попечение государства. Хотя ни для кого не секрет, что проблема бедности у нас на сегодняшний день существует. Количество социальных сирот увеличивается. При этом, к сожалению, никто не занимается родителями и не поднимает тему их ответственности за судьбу ребенка.

 

За последний год у нас действительно больше поставлено на учет детей, подлежащих усыновлению. Но объясняется это передачей соответствующих полномочий от системы образования в службы по делам детей. По анкетам, которые к нам поступают, мы видим, что на учет ставится очень много десяти- и даже 15-16-летних детей, то есть тех, кто находился в школах-интернатах, в детских учреждениях, но их юридический статус не был определен и, соответственно, документы на них не заводились.

 

В защиту системы образования хочу сказать, что так происходило не потому, что они плохо работали. Согласно закону, при каждой районной службе по делам детей теперь должен создаваться специальный отдел с двумя штатными единицами. Сегодня есть кадры и есть результат.

 

Л.В. — Норма 8,5 тысячи гривен появилась в национальном законодательстве в начале апреля 2005 года. А это означает, что первые «простимулированные» этими деньгами дети должны были бы родиться в январе—феврале 2006 года, и никак не раньше. Поскольку это касается новорожденных, то посмотрим статистику по домам ребенка: если в 2005 году в этих учреждениях содержалось 2606 детей-сирот и лишенных родительской опеки, то в 2006-м — 2485, то есть меньше на 121 ребенка. Уменьшение не слишком существенное, но тем не менее это определенный показатель.

 

Речь не о том, что сегодня нет мам, которые отказываются от детей. Но нельзя так радикально ставить вопрос: или даем 8500 и тем самым стимулируем сиротство, или, если заберем эти деньги, то стимулировать сиротство не будем. Асоциальные мамы рожали всегда, и всегда у нас были отказы от детей. В последние годы без мам ежегодно остаются около двух тысяч детей. Безотносительно к пресловутым 8500.

 

Есть постановление Кабмина, которое четко определяет, как эти знаменитые 8,5 тысячи гривен должны дойти до мамы. И есть очень важный пункт о контроле — кому и как выплачиваются эти деньги, кто контролирует. Он четко выписан. Беда в том, что, согласно этому постановлению, контролируют процесс все — и органы опеки и попечительства, и отделы социальной защиты труда, и службы по делам детей, и центры социальных служб семьи, детей и молодежи. А вы знаете, что у семи нянек ребенок без глаза. Поэтому, чтобы эти 8500 не стимулировали сиротство (и они перестанут стимулировать даже в тех небольших объемах, которые есть на сегодняшний день), я бы говорила о качестве контроля со стороны тех структур, которые должны это делать.

 

Ю.С. — Согласно оперативным данным службы по делам детей, около семи тысяч детей у нас не имели статуса сироты. На сегодняшний день эта цифра уменьшилась вдвое.

 

«ЗН» — То есть изменение статистики связано не с тем, что детей стали бросать больше, а с тем, что упорядочили их учет?

 

Людмила Волынец — Когда в 2005 году по поручению президента было проведено обследование содержания детей в интернатных учреждениях, то было выявлено, что в среднем по Украине около 25% детей, которые должны иметь статус, его не имеют. То есть нет пакета документов, свидетельствующих о том, что ребенок имеет право на государственную поддержку. Это чрезвычайно грубое нарушение прав ребенка. В последнем указе президента, озвученном на совещании в Житомире в мае этого года, есть поручение Генпрокуратуре — проверить состояние предоставления статуса детям-сиротам по всем областям. Поэтому сегодняшнее увеличение цифры свидетельствует о повышении качества защиты прав ребенка.

 

«ЗН» — Повышение контроля за использованием средств, выплачиваемых при рождении ребенка, — это, как правило, и повышение уровня злоупотреблений.

 

Л.В. — Безусловно, определить, где просто бедная мама (которая, как и все другие, имеет право быть мамой и, кстати, неплохой), а где такая, которая рожает ребенка ради денег, очень трудно. Но в Украине уже более четырех лет развивается система консультационных пунктов при роддомах, в которых социальный работник контактирует с «проблемными» мамами, заявившими о том, что они отказываются от ребенка. Вот здесь бы объединить все эти структуры и таким образом создать процедуру, с помощью которой определять — может эта мама быть опасной для ребенка или нет. А показателей может быть миллион — начиная с того, что негде жить, до того, что родители злоупотребляют алкоголем. В основном от детей отказываются психически больные женщины; те, кто забеременел вне брака; относящиеся к категории «транзитных»; те, кто родил в результате инцестных отношений или изнасилования. Алкогольно-наркотическая зависимость, согласно Семейному кодексу, является причиной для лишения родительских прав.

 

Со времени введения государственной помощи при рождении ребенка детей родили 458 тысяч женщин. И из-за двух тысяч асоциальных мам (что, конечно, тоже катастрофа) мы бросаем тень на тех, кто сделал это, потому что хотел, хочет и будет заботиться о своем ребенке.

 

Валентина Березина — Есть еще категория женщин, которые отказываются от ребенка-инвалида. Это тоже очень существенная причина, если женщина не готова к рождению ребенка со значительными дефектами развития или синдромом Дауна, и каким-то образом медики пропустили это еще на стадии беременности.

 

Н.К. — Ежегодно 30 детей рождают­ся с синдромом Дауна. Это достаточно большая цифра. И очень часто медработники препятствуют тому, чтобы мама забрала такого ребенка. Есть немало примеров, когда говорят, что ребенок умер. А теперь, когда мы проверяем статус детей, мама находится, и она удивлена, что ее ребенок жив и содержится в интернатном учреждении для инвалидов.

 

Что касается статуса, детей-сирот действительно стало больше, когда службы начали достаточно серьезно работать с их статусом. Но если говорить о детях-сиротах, которые находятся на первичном учете, то их количество по Киеву уменьшилось только в этом году на 160 человек.

 

Не знаю, насколько данные по городу Киеву будут отображать общие тенденции по Украине, потому что в столицу приезжают рожать много женщин из других регионов, но количество брошенных детей в этом году уменьшилось почти втрое. Думаю, никто не даст ответа — причина в 8500 или в работе консультационных пунктов. Это нужно исследовать. Но есть факт — сегодня в роддомах остается намного меньше детей.

 

«ЗН» — Насколько реально повышение помощи при рождении ребенка, провозглашаемое партиями в предвыборных кампаниях?

 

В.Г. — На прошлой неделе мы получили проект закона «Про внесення змін до закону про державну допомогу та випла­ту дітям», в котором как раз предусмат­ривается увеличение выплаты при рожде­нии первого, второго и третьего ребенка. Со­ответственно 11 700, 25 и 50 тысяч гри­вен. На сегодняшний день этот документ переходит в статус государст­венного и выходит на согласование.

 

«ЗН» — Уже давно заявляется о необходимости создания Единого банка данных на детей-сирот и детей, лишенных родительской опеки. На сегодняшний день это сделано только во Львовской области. В чем проблема?

 

В.Г. — Указом президента и постановлением Кабмина была поставлена задача создать Единый банк данных к 1 октября этого года. На сегодняшний день он существует в электронном виде. Учетно-статистические карточки более чем на 100 тысяч детей введены в электронный банк данных каждой области. Сейчас в Госдепартаменте проходят собеседования с руководителями региональных служб по делам детей, центров социальных служб для семьи, детей и молодежи и заместителями глав областных госадминистраций. Первое такое собеседование произошло как раз с представителями Львовской области.

 

«ЗН» — Речь шла о создании банка данных не только на детей-сирот, но и на потенциальных усыновителей, приемных родителей и родителей-воспитателей.

 

В.Г. — Здесь есть несколько проблем, которые упираются как в материальные ресурсы — компьютерную технику, подключение к Интернету в регионах, так и в недостаток специалистов, которые могли бы это делать. В первую очередь была поставлена задача — создать реестр детей. Фактически мы его уже создали. Туда вносятся все данные по каждому ребенку — начиная от даты рождения, информации о родителях, братьях и сестрах, состояния здоровья, где находится и обучается ребенок.

 

«ЗН» — Не приведет ли создание такого банка данных к еще большим злоупотреблениям? Ведь там же будет информация и о тех детях, которые подлежат иностранному усыновлению?

 

Юлия Скрыпникова — Межгосударственному усыновлению дети подлежат только после того, как в Украине будут приняты исчерпывающие меры по их устройству в семью. Сегодня мы с вами ничего не говорим о возвращении ребенка в биологическую семью. А это основная задача и центральных органов исполнительной власти, и непосредственно тех людей, которые занимаются этими вопросами на местах. Если нам не удастся сохранить биологическую семью, тогда мы можем предлагать усыновление, потому что ребенок приобретает права родного ребенка. На втором месте — опека и попечительство, форма устройства, при которой сохраняются родственные отношения. Потом — приемная семья и ДДСТ. И только после этого — межгосударственное усыновление.

 

«Візьміть дитину в свою родину» или «Кожній дитині — власну родину»?

 

«ЗН» — Есть мнение, что стимуляция создания ДДСТ (упрощенная процедура и материально-финансовая поддержка) уводит в сторону от развития национального усыновления.

 

Н.К. — Семья, которая хочет взять ребенка, очень часто не понимает, что такое опека и попечительство, приемная семья или ДДСТ. Потому на этом этапе очень важно, чтобы с ними поработал специалист, который смог бы оценить семью и ее ресурсы; какого ребенка она может принять и, во-вторых, определил наиболее приемлемую для конкретной семьи форму устройства ребенка. Если семья видит свою роль в помощи по воспитанию ребенка и у потенциальных родителей есть профессиональные навыки, тогда речь может идти о создании приемной семьи или ДДСТ.

 

В Киеве, по сравнению с прошлым годом, количество украинских усыновителей увеличилось в два раза. Это произошло, потому что была создана система, когда любая семья, приходившая в районную службу, сразу же направлялась на оценку в специально созданный центр, где она могла получить профессиональную консультацию.

 

При этом, правда, у нас уменьшилось количество ДДСТ. Но это вообще не модель для Киева. Количество приемных семей осталось таким же.

 

Л.В. — Справедливости ради нужно сказать, что в самый первый период изменения законодательства относительно создания приемных семей и ДДСТ у нас действительно были случаи, которые я называю «перелицованными усыновлениями». От этого никуда не денешься. Люди приходили с желанием усыновить ребенка, а неквалифицированные работники говорили им: «Зачем вам это нужно, если есть другие формы, которые и деньги дают, и т.д.» Такие случаи были. Но говорить о том, что это стало распространенной практикой в Украине, я бы не стала.

 

Я могу сказать точно, что из человека, вынашивавшего идею усыновления ребенка, выходит очень плохой приемный родитель. Желание усыновить ребенка и желание взять его на воспитание — психологически разные вещи и мотивы разные. Если усыновление, как правило (хотя бывают и другие случаи), происходит на фоне отсутствия собственных детей, то приемная семья и ДДСТ создаются при наличии собственных детей, желании и возможности дать что-то детям-сиротам.

 

Я лично очень взволнована той непрофессиональной дискуссией, которая сейчас разворачивается в СМИ, когда усыновления противопоставляются приемным семьям и ДДСТ. К тому же нередко печальные примеры (1996—2003 годов), послужившие причиной изменения законодательства и системы в целом, выписываются как последствия реформирования.

 

Некоторые даже очень уважаемые мною издания позволяют себе безапелляционно писать о том, что приемные семьи и ДДСТ — это коммерционализация усыновления, детей берут ради финансовой выгоды и т.д.

 

Я хочу подчеркнуть, что в Украине есть система контроля за созданием и деятельностью ДДСТ и приемных семей. За 10 лет существования в Украине этих форм семейного воспитания мы пришли к выводу, что наличие длинных «простыней» из чеков на продукты питания и т.д., которые мамы складывали по ночам, — малоэффективная форма отчетности. Чек на колбасу еще не означает, что ее съел ребенок. В этом я в свое время убеждала господина Пинзеника.

 

Указом президента 2005 года говорилось об исключении безналичного расчета с ДДСТ. Это было сделано потому, что были случаи, когда деньги перечислялись непосредственно магазину, откуда родителям (как в детский сад) завозили продукты для детей и при этом тщательно следили, чтобы они не сели с детьми за обеденный стол. Так было в одном из первых в Украине ДДСТ Валентины Леоновой, которая на сегодняшний день воспитала 58 детей. Тем, кто хочет обсуждать проблемы ДДСТ и возможных злоупотреблений, я бы рекомендовала собрать уже выросших воспитанников ДДСТ. Я далека от мысли, что они скажут: все было идеально. Так не бывает даже в биологических семьях. Но это будет ближе к действительности.

 

Более эффективная, на наш взгляд, система контроля за ДДСТ и приемными семьями, когда, во-первых, раз в год они представляют отчет о самочувствии каждого конкретного ребенка с профессиональным заключением учителя (или воспитателя) той школы, которую посещает ребенок. Свою информацию — не было ли у ребенка конфликта с законом — должен представить участковый милиционер. Обязательна справка врача — об отсутствии социально запущенных заболеваний, а также отчет социального работника, осуществляющего сопровождение семьи. Все это собирает служба по делам детей. И здесь, по-моему, можно увидеть любое злоупотребление.

 

Есть сегодня определенные проблемы с качеством социального сопровождения. Социальных работников еще много чему нужно учить, да и родителей-воспитателей тоже. Но неправильно огульно перевести почти три тысячи семей в состояние коррупционных.

 

Из 102 тысяч детей-сирот только 26% составляют дети, которые подлежат усыновлению. 74% — те, кто усыновлен быть не может. Именно для таких детей в первую очередь и создаются приемные семьи и ДДСТ. И никак эти формы не являются между собой конфликтными. Кстати, из 26% детей, подлежащих усыновлению, только около 10% — в том возрасте, в котором бы их хотели усыновить граждане Украины. А если ребенок стал сиротой в 10--12 лет?

И еще. Дети, находящиеся в приемных семьях и ДДСТ, если они не сняты с учета банка данных детей, подлежащих национальному усыновлению, могут быть усыновлены украинцами.

 

«ЗН» — Для развития альтернативных интернатному форм семейного воспитания необходимы специально подготовленные социальные работники. Как с этим обстоит дело?

 

Артур Горин — Начиная с 2006 года, Центр социальных служб семьи и молодежи занимается подготовкой потенциальных родителей-воспитателей, а также социальных работников, сопровождающих ДДСТ и приемные семьи. За прошлый год нами было подготовлено 1616 родителей-воспитателей и кандидатов в приемные родители. Вопрос новый, возникает много новых программ, и некачественная подготовка тоже имеет место. Сегодня ставится задача готовить родителей-воспитателей под конкретного ребенка. Ежегодно у нас прекращают существование ДДСТ и приемные семьи за счет того, что дети усыновляются либо самими родителями-воспитателями, либо другими людьми.

 

Проблема, о которой мы сегодня говорим, действительно связана с бедностью. Родители часто не в состоянии обеспечить будущее своих детей. Поэтому, когда возникла форма ДДСТ и приемных семей, многие, услышав, что при этом платят какие-то дополнительные деньги (почти две тысячи гривен), идут на эти формы воспитания. И все же, если человек хотел усыновить ребенка, то через какое-то время он это делает.

 

На содержание ребенка в интернате государство тратит три тысячи гривен в год, в приемной семье — тысячу, а ребенок, который воспитывается в семье с еще двумя-тремя детьми, такой суммы не получает. Поэтому на государственном уровне нужно разрабатывать программу поддержки всех украинских семей.

 

Что касается подготовки социальных работников, то на сегодняшний день мы подготовили 610 специалистов районных и городских центров социальных служб для семьи, детей и молодежи для социального сопровождения приемных семей и ДДСТ. Разработано положение о том, как они должны работать. Существует регламентированный доступ к семьям.

 

«ЗН» — Насколько нормальна ситуация, когда детей забирают на усыновление из ДДСТ? Ведь ребенок уже живет фактически в семье?

 

В.Г. — Дело в том, что приемная семья и ДДСТ во всем мире воспринимаются как временная форма устройства детей в семью.

 

Ю.С. — Эта проблема действительно стоит очень остро. Функцию временности наши приемные семьи и ДДСТ не выполняют. Дети проживают в них от десяти и более лет. К сожалению, на сегодняшний день у нас больше детей, чем родителей, готовых взять их на воспитание. Но на протяжении 2006-го и особенно в 2007 году отмечается тенденция, что именно те родители, которые берут детей на воспитание в свою семью, потом их и усыновляют. За восемь месяцев этого года 50 детей воспитываются в приемных семьях и ДДСТ уже на правах родных.

 

«ЗН» — Если ребенок находится в приемной семье или ДДСТ, и кто-то дру­гой хочет его усыновить, имеет ли родитель-воспитатель приоритет?

 

Ю.С. — Безусловно. И, возможно, именно это и стимулирует их усыновлять детей, потому что для ребенка перейти в другую семью — это определенный психологический барьер.

 

Николай Кулеба — Никто не решает за ребенка, куда ему идти. Если усыновители прихо­дят в приемную семью или ДДСТ, то они должны познакомиться с ребенком и установить с ним контакт. И здесь все будет зависеть от того, насколько сильные эмоциональные связи уже установились у ребенка в приемной семье или ДДСТ. У нас была такая ситуация, и не одна. По­тенциальным усыновителям мы объясняем, но не можем запретить усыновлять таких детей. Здесь, конечно, есть проблема. Потому что приемные родители и родители-воспитатели, которые проходили подготовку раньше, не осознавали так остро, что являются не родной семьей, а воспитателями, которых государство нанимает за деньги, чтобы они воспитывали и стали семьей для ребенка.

 

Так или иначе решение во многом будет зависеть от социального работника, сопровождающего семью, а также от самой семьи и реакции ребенка. Прежде всего должны учитываться интересы самого ребенка.

 

«ЗН» — А есть ли у нас в стране достаточное количество компетентных социальных работников, чтобы отслеживать все это?

 

А.Г. — Учитывая нормативы, при которых на одного социального работника должно приходиться семь семей, нужно 4200, а подготовлено 610 специалистов.

Недостаток существенный. Есть проблема социальных работников для сельской местности. Например, в Мукачевском районе нет центра социальной службы, хотя там много ДДСТ. Но это политика местных органов власти, которую, увы, приходится учитывать.

 

«ЗН» — Приходилось слышать истории, когда люди хотели усыновить ребенка, и им в этом отказывали из-за недостаточно хороших жилищных условий. Разве не лучше, чтобы ребенок-сирота оказался в семье, даже если не хватает нескольких квадратных метров?

 

В.Б. — Такие вопросы могут решаться в судебном порядке. Как правило, не это является основной причиной для отказа.

 

Ю.С. — Это решает не суд, а органы опеки и попечительства — районная госадминистрация. И не нужно для этого обращаться в суд.

 

Л.В. — Проблема в том, что законы у нас иногда читаются вольно, если вообще читаются. Никаких ссылок на наличие частной собственности и так далее в действующем законодательстве нет. Должно быть заключение об обследовании условий проживания. Это может быть арендованное жилье или общежитие. Запрета на это нет. Хотя, безусловно, если семья проживает на трех квадратных метрах и хочет усыновить троих детей, то понятно, что сначала желательно решить жилищные проблемы.

 

Н.К. — Я хочу сказать, что подобные вопросы по поводу усыновления у нас все-таки решаются в судебном порядке. Хотя служба по делам детей может ходатайствовать перед судом и это может быть принято во внимание.

 

«ЗН» — Какими могут быть реальные основания для отказа усыновить ребенка?

 

В.Г. — Кроме обследования жилищных условий, должна быть также справка о заработной плате. Но количество квадратных метров и то, какой должна быть зарплата, нигде в действующем законодательстве не оговаривается и никоим образом не может быть причиной отказа кандидатам в усыновители.

 

Национальное усыновление и его тайны

 

«ЗН» — Давайте поговорим о том, что и как нужно сделать для того, чтобы украинцы усыновляли больше. И о тайне усыновления.

 

Евгения Ткаченко — Ни у кого не вызывает сомнения, что национальное усыновление — лучшая форма устройства детей, так же, как и то, что оно нуждается в пропаганде. Телевидение здесь играет огромную роль. Я могу констатировать, что оно сегодня становится более социально ответственным. Освещать проблемы сиротства в Украине, искать пути решения и информационно поддерживать национальное усыновление большинст­во телевизионных каналов готовы даже без какой-то государственной финансовой поддержки. Но готовы ли идти на контакт те самые директора интернатов, которых мы упоминали?

 

У Магнолии-ТВ многолетний опыт работы, и могу сказать, что очень четко прослеживается отношение к детям, как к своей собственности: «Захочу — покажу. Не захочу — не расскажу». Словосочетание «тайна усыновления», которое мало кто понимает, в сознании обывателя — почти государственная тайна. И когда журналист какой-нибудь маленькой районной газеты или телеканала, искренне желая помочь детям, приходит в такой интернат и предлагает снять сюжет о детях, директор учреждения озвучивает это страшное словосочетание. Магнолия-ТВ при этом задает встречные вопросы: «То, что эту девочку зовут Маша, — это тайна? То, что ей пять лет, она сирота, находится в вашем учреждении и ждет родителей — это тайна?». Оказывается, нет. К сожалению, менее опытные коллеги встречаются с подобным сопротивлением даже в Киеве, не говоря уже о глубинке.

 

Второе мое наблюдение касается оформления документов при процедуре усыновления. Безусловно, она упрощена. И это наверняка правильный шаг к развитию национального усыновления. Но ни в коем случае нельзя упрощать про­цедуру до бесконечности. Это я ощутила на собственном опыте. Очень часто мне звонят так называемые светские дамы, которые, сидя где-нибудь за бокалом мартини, вдруг загрустили и приняли решение — а не усыновить ли нам по ребеночку. Свои дети уже выросли, жизнь скучна, и захотелось забавы: «Женя, помоги, подскажи, куда обращаться». И я с ужасом понимаю: если процедура будет упрощена еще, то подобного рода светские дамы в каком-то минутном порыве эмоций придут и возьмут ребенка, как птичку на птичьем рынке. Очевидно, они готовы к этому материально, но никак не морально. И для того чтобы проверить их готовность, они должны пройти «семь кругов», может быть, даже искусственно созданных государством барьеров. Только тогда мы можем быть уверены в них, и то не до конца.

 

Л.В. — У нас сегодня и граждане, и СМИ очень часто выражают мнение: если человек хочет, пусть берет ребенка. Ошибочно считать, что кто угодно может быть родителем по отношению к тем детям, которые, во-первых, рождены не тобой, и, во-вторых, энное количество месяцев или лет воспитывались без тебя, и теперь преподносят какие-то особенные, непонятные тебе манеры поведения. Далеко не каждый может это принять. Отсюда и идут разговоры о том, что у этих детей плохая генетика, они испорченные и так далее. К тому, что человек хочет, он должен еще мочь. И государство обязано это засвидетельствовать. Мой десятилетний опыт работы говорит, что процентов сорок пар «отпадают» после прохождения подготовки приемных родителей и родителей-воспитателей. И это совсем не значит, что они плохие.

 

К сожалению, миллион проблем, заложенных в неуспешность созданных семей и последующие разусыновления, дает законодательная норма, которая запрещает усыновлять детей до двухмесячного возраста. У ребенка, даже два месяца прожившего в ситуации неустоявшихся отношений, это будет проявляться потом. Люди, берущие детей, должны быть готовы ко всем тем проявлениям, который этот ребенок может им преподнести, а не к тому, что они ожидают от него получить.

 

По усыновителям сейчас сложная ситуация — учить—не учить, как это делать, поскольку тайна усыновления засекречивает не только факт усыновления, но в том числе и саму процедуру.

 

«ЗН» — Если тайна усыновления настолько мешает, то, может быть, стоило бы отменить ее в законодательном порядке? Недовольные найдутся всегда.

 

Л.В. — Одно время на сайте Минсемьи даже висел такой вопрос. К сожалению, непоследовательностью отличаются не только политики, но и население Украины. Когда мы спрашиваем, стоит ли отменять тайну усыновления, обычный гражданин отвечает «нет». Но когда одному из этих граждан становится известно, что конкретный ребенок был усыновлен, он спать и есть не будет, пока эту самую тайну так или иначе не разгласит.

 

«ЗН» — А вы уверены, что «пересічний» гражданин до конца понимает словосочетание «тайна усыновления»?

 

Л.В. — В том-то и дело, что нет. К сожалению, мы все еще живем представлениями о том, что ребенок — наша собственность. Ведь по сути тайна усыновления — это приоритет интересов взрослого человека над интересами ребенка. Но считается, что этой тайной мы защищаем ребенка. И я могу со стопроцентной уверенностью утверждать, что наши депутаты не поддержат закон об отмене тайны усыновления, потому что они — тоже часть нашего общества.

 

Мне кажется, этот процесс можно сделать менее болезненным, если будет принят разработанный «Службой защиты детей» законопроект о поддержке национальных усыновителей, который предлагает освободить их от уплаты налога на доходы физических лиц, на землю, автомобиль и так далее. Если люди захотят сохранять тайну усыновления, они могут отказаться от этого. Но на самом деле, возможно, при наличии льгот и выплат их будет легче убедить в том, что делать это не нужно.

 

Самое главное — мы не учим людей, как сказать ребенку о том, что его усыновили; что есть мама, которая его родила и дала жизнь, а есть та, которая его любит и по этой жизни ведет. Пока мы не отменим тайну усыновления, мы не можем создать систему подготовки усыновителей, и каждый, кто хочет, имеет риск взять ребенка, а потом начать процедуру разусыновления. Ведь это, как правило, проблема неподготовленности и отсутствия поддержки и помощи, в том числе и финансовой. Бывает, что через несколько лет после усыновления у семьи меняется социальный статус, и она уже не может содержать ребенка. Когда мы опрашиваем людей, то многие говорят, что готовы усыновить ребенка, но боятся завтра остаться без работы. Чем осознаннее человек идет на усыновление, тем больше его это мучит. Поэтому в законопроекте мы также предлагаем платить семье один прожиточный минимум на усыновленного ребенка. Для государства, которое отдает две-три тысячи гривен в месяц на содержание ребенка в интернате, финансовая поддержка усыновителей — не расходная статья, а экономия.

 

Н.К. — На самом деле очень редко приходят семьи, которые говорят, что хотят усыновить ребенка. В основном они заявляют о желании взять ребенка в семью. И мы имеем полное право отправить их в центр семьи, детей и молодежи, где консультант сможет с ними поработать и оценить их возможности. Тайной это становится тогда, когда уже собраны документы. По нашему опыту, такие родители очень рады, что есть консультант, который с ними работает. Кстати, после такой работы редко кто из родителей говорит о тайне усыновления. Они готовы от этого отказаться, чтобы иметь возможность постоянно обращаться к специалистам по поводу возникающих проблем. Есть страхи. Даже когда семья хочет хранить тайну усыновления, это говорит о наличии в ней страхов. Специалисты по работе с ними нужны однозначно.

 

«ЗН» — Что журналисты имеют право говорить о детях-сиротах, и можем ли обязать тех людей, в чем распоряжении они находятся, выдать нам эту информацию?

 

Е.Т. — На самом деле законодательно существует только одно ограничение: если ребенок является преступником или жертвой преступления(насилия), журналисты не имеют права обнародовать информацию относительно него. Больше никаких ограничений по освещению сиротской тематики нет. Рассказывать, показывать детей в интернатах, тем более с такой целью, как пропаганда усыновления, по-моему, — святое дело. И никто ни в чем нас не может обвинить. Другой вопрос — как рассказывать и показывать. Я убеждена в том, что об этих детях мы должны рассказывать как о совершенно полноценных и полноправных членах общества. Они такие же умные, красивые, добрые, талантливые, веселые и здоровые, как и все остальные дети. Ни в коем случае нельзя позволять себе уничижительные интонации и дешевую жалость. Тем более, если мы говорим о пропаганде усыновления. Человек должен пойти на это не потому, что ему стало жалко, а потому что он хочет, чтобы этот чудесный ребенок был рядом с ним.

 

Л.В. — Говорить нельзя, во-первых, о состоянии здоровья. Во-вторых, о ситуации с родителями: мама в тюрьме, папа лишен родительских прав. Это дискриминация по факту социального происхождения. В-третьих, нельзя разглашать дату постановки на учет и когда этот ребенок выходит на межгосударственное усыновление.

 

Е.Т. — Это не запрещено. Но лучше не упоминать.

 

Л.В. — Когда мы исследуем потенциальных усыновителей или тех, кто уже усыновил, то, как правило, обнаруживаем две вещи: если нет собственных детей, то после того, как появилось желание усыновить, начинается поиск. Если семья уже имеет детей, то чаще всего это происходит по принципу «увидел и не смог уйти». Мне часто звонят: «Вчера показали такую черненькую девочку. Вот екнуло — это моя». Поэтому информация, особенно по взрослым детям, очень важна.

 

«Потерянные» дети

 

«ЗН» — Давайте перейдем к проблемам международного усыновления...

 

Л.В. — А что к ним переходить? Можно я процитирую? Журнал «Власть денег» за 4 октября. Интервью министра по делам семьи, молодежи и спорта Коржа: «Мы против международного усыновления…» Очень надеюсь, что журналисты что-то напутали или вырезали из контекста…

 

«ЗН». — Чаще всего шум возникает вокруг «потерянных» детей и недостающих отчетов от родителей...

 

В.Г. — В свое время из-за неполученных вовремя отчетов международное усыновление приостановили, был наложен мораторий: или будут отчеты, или мы прекращаем принимать документы.

 

Л.В. — Это был не мораторий, а приказ о приостановлении.

 

В.Г. — Во всяком случае, расценивалось это как мораторий. Если в прошлом году на момент передачи дел из центра усыновления в Госдепартамент не было информации по 1136 детям, то, согласно последним (летним) данным МИД, не хватало около 700 отчетов. В основном это касается детей, вывезенных в США. В прошлом году это привело к тому, что было ограничено количество детей, которые вообще могут быть усыновлены за рубеж, в том числе в США. Решение вызвало бурю эмоций и возмущения. На сегодняшний день позиция министерства такова — мы все-таки будем ограничивать иностранных граждан и будет определено общее количество межгосударственных усыновлений. Это связано с объективными физическими и финансовыми возможностями Госдепар­тамента по усыновлению и защите прав детей.

 

Сегодня дело уже даже не в отчетах. Анализируя ситуацию, мы столкнулись с тем, что из 1050 кандидатов в усыновители за последние девять месяцев 502 — это люди, которые зашли на повторное собеседование. Процесс взаимоподбора детей и кандидатов говорит о том, что не всегда мы можем предложить то, что хотят потенциальные зарубежные усыновители. Всем посольствам мы разослали информацию о том, какие дети могут быть усыновлены в Украине — чтобы они довели ее до ведома граждан своих стран.

 

Л.В. — Позвольте мне развеять миф о том, что все поголовно иностранцы готовы усыновлять детей любого возраста.

 

Мы исследовали пожелания зарубежных кандидатов в усыновители относительно возраста детей. Подавляющее большинство граждан Германии, Канады и США желают усыновить украинского ребенка в возрасте до трех-пяти лет. Ребенка в возрасте до трех лет хотят около 90% израильских усыновителей. Исключение составляют только граждане Италии, 75% которых готовы брать детей в возрасте старше семи лет. Причем 25% согласны принять в свою семью 10—18-летних.

 

«ЗН» — Насколько квоты на подачу документов гражданами той или иной страны законны?

 

В.Г. — В постановление Кабмина, которое на сегодняшний день регламентирует процедуру усыновления, введены изменения по определению общего количества принятия заявлений и документов от граждан иностранных государств. Мы не можем принять 300—500 пар за неделю. Есть предложения передать некоторые элементы процедурных вопросов по международному усыновлению в региональные структурные подразделения. Но это нужно вводить в законодательство. Кроме того, отдать сегодня эти вопросы в регионы означает получить гораздо больше «неучтенки».

 

«ЗН» — Почему вообще должен существовать приоритет национального усыновления над международным?

 

Л.В. — Статья 21 Конвенции ООН говорит о приоритете национального усыновления и устройства в семейные формы воспитания. К сожалению, сейчас на уровне судей очень распространена точка зрения, что если нет национального усыновителя, обязательно должен быть иностранный. Но международное усыновление — это слишком большая ломка для ребенка — традиций, культуры, языка, климата…

Я согласна с тем, что проблема сегодня даже не в количестве полученных от родителей отчетов. Проблема в их качестве. Педофил Крюгер, который усыновил троих ребят из Херсона, регулярно присылал отчеты о том, что детям с ним в США хорошо.

Нужно выходить на взаимоотношения с государствами, граждане которых усыновляют наших детей. Не на физических — родителей, а на юридических лиц — социальные службы или агентства по усыновлению. Отчи­тываться должны государственные органы.

 

Ю.С. — Здесь целый пласт проблем, как и в любой другой, существующей сегодня в Украине форме устройства детей в семьи. Заниматься нужно всем в комплексе, учитывая при этом, прежде всего, интересы ребенка.

 

Джерело: «Дзеркало тижня»

19.10.2007